Хаос как инструмент управления

— Можно ли говорить о том, что ситуация в стране выходит из-под контроля американцев — если, конечно, она когда-то была под их контролем?
—Вы же сами не случайно делаете оговорку… Под контролем американцев Афганистан никогда не был. Хотя территории своих военных баз и других объектов — посольств и т. п. — и американцы, и подразделения ISAF (Международные силы содействия безопасности, функционирующие в отличие от ВС США на основе мандата ООН) контролируют. Я думаю, что сравнительно небольшие потери американо-натовского контингента связаны как раз с тем, что они не проявляют особой активности, когда высока степень риска, то есть на большом удалении от баз, при отсутствии мощной поддержки с воздуха и т. д.
Это точечный контроль, и речи о контроле над страной не идет. Да и само понятие «контролировать ситуацию» в Афганистане нужно рассматривать особо. Мирный дехканин или дуканщик днем, вечером берет «калашникова» либо идет устанавливать мины. Появилось даже такое понятие — «талиб по найму». У людей нет реальной работы, нужны средства для пропитания семьи… А тут — мины установил или поучаствовал в нападении на колонну и получил свой гонорар. А утром снова за прилавок или в поле.

— И сколько процентов территории страны контролируют сейчас талибы? Правда, что они создают параллельные властные структуры?
— Я не сторонник того, чтобы называть какие-то проценты территории. Ну да, там, где им не мешают, талибы создают некие властные структуры. Точнее, реанимируют. Поскольку все основано на шариате, на адате, это просто возвращение населения к привычному и понятному для них образу жизни.
Вообще давайте посмотрим, кто такие эти талибы? Я выделяю несколько категорий или типов.
Категория первая: интернациональные отряды, куда входят лица неафганского происхождения — арабы, пакистанцы, индонезийцы, узбеки, уйгуры, выходцы с Северного Кавказа и пр. Управляются и финансируются они не афганскими, а пакистанскими, арабскими или международными структурами. Многие боевики имеют опыт войны в бывшей Югославии, на Северном Кавказе, в Кашмире, Ираке, странах Африки. Эта категория чаще всего имеет устойчивые связи со спецслужбами Пакистана, некоторых арабских стран, США, Великобритании.
Категория вторая: отряды с преимущественно пуштунским, то есть афганским по происхождению составом, но связанные при этом с теми же иностранными и международными организациями. Здесь также представлены ветераны всех перечисленных горячих точек.
Категория третья: пуштунские по составу отряды и группировки, воюющие по причинам внутриафганского характера, но также финансируемые из-за рубежа — как правило, через пакистанские клерикальные и военные круги и спецслужбы.
И, наконец, четвертая категория: группировки и отряды, также воюющие по причинам внутриафганского характера, имеющие мощную социальную базу в местах своей активности, но финансируемые преимущественно за счет доходов от наркопроизводства и из других местных источников.
Такая классификация, безусловно, весьма относительна. Есть множество самых разнообразных мотиваций, которые усложняют картину явления, именуемого «талибами». Но важно другое. Из четырех обозначенных категорий первые две не являются массовыми, зато мощнейшую социальную базу имеют третья и четвертая. В этих отрядах и группировках участвуют представители самого населения, инкорпорированные в ряды движения сопротивления против правительства и поддерживающих его иностранных оккупантов.
Как и в первой половине 1990-х годов, после падения режима Наджибуллы, после хаоса, связанного с правлением моджахедов, значительная часть населения связывает с Талибаном как обновленной политической силой надежды на стабильность и справедливость. Ведь в 1994—1997 годах талибов тоже встречали чуть ли не цветами: людям нужны были реальная власть, закон и порядок.
Сейчас главной причиной нарастающего сопротивления является несоответствующее местным обычаям и нормам традиционного права поведение иностранных военных, чрезмерное использование боевой силы. Разочарование в администрации Хамида Карзая, распространение коррупции и криминала создают хорошие возможности для талибов с восстановлением доверия к ним среди большинства населения, по крайней мере в пуштунских районах. По сути, в Афганистане идет гражданская война, в которой на стороне правительства действуют иностранные оккупационные войска.

— Что вы думаете по поводу недавнего заявления муллы Омара о том, что центральноазиатским республикам не нужно бояться талибов, которые не имеют намерений переходить на сопредельные территории?
— Я думаю, что мулле Омару или тому, кто вещает от его имени, в данном случае можно верить. Талибан силен на своей территории.

— Могут ли военные операции НАТО на севере Афганистана спровоцировать переход талибов в Таджикистан? Верно ли, что в районе афганского города Кундуз находятся до пяти тысяч боевиков ИДУ — якобы по данным пакистанской Межведомственной разведки? Кстати, подтверждается ли гибель Юлдашева?
— На моей памяти Юлдашева хоронили не один десяток раз. Посмотрим… Да, собственно, разве это так уж важно? Мне кажется, это не тот случай, когда роль личности в истории чрезвычайно значима. Еще в 2003—2004 годах, когда боевики ИДУ находились в западных районах Пакистана, среди них возник раскол, своего рода оппозиция. Многим узбекам и другим выходцам из нашего региона было не очень понятно, почему вместо борьбы с ненавистным им режимом в Узбекистане, они должны воевать в Пакистане. Потом Тахир увел часть людей в афганский Гильменд.
Насчет концентрации боевиков ИДУ в районе Кундуза, да еще в таком количестве, у меня есть некоторые сомнения в достоверности этой информации. Она больше похожа на санкционированную утечку. Я в Кундузе бывал неоднократно и подолгу и думаю, что если бы там действительно находилась такая внушительная группировка, это было бы известно всем мальчишкам на местном базаре. В последний раз я был в тех местах около полугода назад. У тамошних жителей такой мощный настрой на созидание, что боевики ИДУ чувствовали бы себя среди них не очень уверенно. К тому же губернатор провинции Кундуз — инженер Мохаммад Омар — из бывших командиров Северного альянса, и я сомневаюсь, что он смотрел бы на присутствие людей из ИДУ сквозь пальцы.
Знаете, на протяжении второй половины 1990-х (и особенно к 2001 году) американцы целенаправленно формировали в международном общественном мнении и экспертных кругах представление об интернациональном и даже глобальном характере движения «Талибан».
Отсюда и вывод о том, что талибы якобы намерены оккупировать Таджикистан с Узбекистаном, присоединив к Афганистану территории вплоть до Бухары, и двинуться дальше — в Поволжье, на Кавказ…. Это представление, не имеющее под собой весомых оснований и воспринимаемое чаще на эмоциональном уровне, стало весьма распространенным. В том числе и в кругах, влияющих на принятие политических решений, — в России и странах Центральной Азии.
Вообще это одна из самых удачных информационных операций соответствующих американских структур за последние годы. Миф о «международном терроризме», навязанный мировому сообществу, был превращен в casus belli для оправдания агрессии — сначала в Афганистане, затем в Ираке.
В действительности это всего лишь мифологема. Талибан не представляет никакой военной угрозы для стран Центральной Азии или России. Это в первую очередь пуштунское движение, имеющее в своей основе этнический, националистический компонент. Религиозный же радикализм в мотивации талибов стоит далеко не на первом месте.
Поэтому появление талибов в Таджикистане или Узбекистане — это вторжение на идеологически чуждую для них территорию. Здесь они не смогут рассчитывать на поддержку местных жителей, особенно учитывая межэтническую солидарность между таджиками и узбеками в Афганистане и их соплеменниками в постсоветских республиках.
Сила талибов — в поддержке населения пуштунских районов и в использовании асимметричных способов ведения войны. Это партизанское движение, которое сильно в своих родных местах, а на чужой территории обречено на поражение. Кстати, отметим, что до 2001 года большая часть военных успехов талибов на земле собственно Афганистана обеспечивалась только за счет прямой военной поддержки регулярных войск Пакистана. Военный потенциал движения «Талибан» никогда не был сопоставим с возможностями вооруженных сил (при всех их недостатках) центральноазиатских государств, тем более с учетом возможного участия России.

— Вы не допускаете, что выдавливание боевиков в бывшие советские республики Центральной Азии может быть частью некоего плана?
— Вот этот вопрос интереснее. Активизация НАТО и США на севере Афганистана, наращивание иностранного военного присутствия может усилить там протестные настроения, и тогда в борьбе с оккупантами и, по сути, марионеточным правительством включится значительная часть людей, пока еще занятых мирным трудом.
Не стоит забывать, что на севере Афганистана много пуштунов. Это ложный стереотип: дескать, пуштуны на юге, а все остальные — на севере. В Северном Афганистане — от Герата и Батгиза на западе до бадахшанского Ишкашима или Джурма на востоке — есть многочисленные пуштунские анклавы, а многие пуштуны расселены дисперсно. Они могут послужить связующим звеном с пуштунами юга. Такая известная в Афганистане личность как Гульбеддин Хекматиар — сам выходец из северного пуштунского анклава в районе Имам-Сахиба, прямо у границы с Таджикистаном.
Так что растормошить, дестабилизировать Север нетрудно, учитывая еще и недовольство недавно прошедшей и весьма сомнительной выборной кампанией, в результате которой президентом останется Карзай.
Да, это может быть частью плана. Посмотрите: переброска вновь прибывших американских войск, распространение зоны военных действий на Пакистан, где к власти вместо более-менее способного управлять страной генерала Мушаррафа «демократическим путем» к власти приведена более чем слабая администрация Асефа Зардари. Не сегодня-завтра Пакистан может пойти вразнос.
Современное геополитическое проектирование не исключает хаотизации геополитического пространства как инструмента управления им. А чем Таджикистан или Киргизия в этом смысле лучше Пакистана? И все это у границ Китая и в зоне жизненных интересов России.

— И как все это скажется на России?
— Опасность представляет сама си­туация в Афганистане — неконтролируемая территория, которую могут использовать пусть и немногочисленные, но действительно террористические группы.
Другой реальной опасностью — причем гораздо более серьезной — является использование территории Афганистана для наркопроизводства. Это мощнейший фактор роста коррупции и криминализации общества, это подрыв обороноспособности и удар по генофонду, это мощнейшие деформации в экономике и финансовой сфере — как для стран-потребителей, так и для государств-транзитеров.
Наркоторговля приобретает также и политическое значение. Нелегальный бизнес должен быть защищен от вмешательства государства и конкурентов, а значит, должен быть связан с политикой. Политизация наркоторговли имеет два уровня. На первом обеспечивается безопасность (ненаказуемость) производства, транспортировки и торговли. На втором — наркоструктуры сами становятся инструментами целых правительств.
Как афганский героин попадает в Европу? Через Центральную Азию и Россию — это главным образом прибалтийско-скандинавское направление. Через Туркмению — в Азербайджан, Грузию и через Украину дальше на Запад. И через Иран и Турцию — в Косово. Интересно, что основные центры распространения афганских наркотиков в Европе совпадают с местами дислокации американских военных баз. Например, в Косово это база Бондстил. А также расположенные на территории Германии Битбург, Зембах, Рамштайн, Хан, Цвайбрюккен и Шпангдалем. Или военно-воздушная база США в Морон-де-ла-Фронтера и военно-морская база в Рота в Испании.
И последнее. Случись та самая искусственная дестабилизация в граничащих с Афганистаном государствах, Россия будет вынуждена вмешаться, но реагируя постфактум. Хотя правильнее было бы действовать на опережение. А то ведь может получиться в точности так, как уже давно описал Збигнев Бжезинский.